Пиденко Сергей Викторович родился в 1960 году в г. Лесозаводск Приморского края. Окончил Российский гидрометеорологический институт (г. Санкт-Петербург). Автор книг стихов и прозы «Сотворение бога» (2000), «Прогулки по крепостной стене» (2014), «В ожидании зимы» (2018), аудиоальбома песен и стихов «Зимний сад» (2007). Публикации в журналах «Город» (Тольятти), «Графит» (Тольятти), «Идель» (Казань), «Южное сияние» (Одесса), «Чистый мир» (Беларусь), «Аргамак» (Набережные челны), «ALTER EGO» (Беларусь), «Новая реальность» и др.
Создатель и руководитель клуба авторской песни «Бардовская среда» (Тольятти, 2003–2010).
Лауреат премии «ДИАС» (2021), фестиваля «Песни моей души» (Казань, 2023) в номинации «Поэт».
Симфония о войне и мире
Галина Калинкина. Голое поле. — СПб.: Литературная матрица, 2024.
Галина Калинкина — автор психологических рассказов и повестей, писатель-исследователь, как её назвали в одном из откликов. Два её опубликованных романа вошли в лонг-листы двух престижных премий (роман «ЛИСТ ЛАВРОВЫЙ В ПИЩУ НЕ УПОТРЕБЛЯЕТСЯ» в лонге ЯСНОЙ ПОЛЯНЫ 2023, роман «ГОЛОЕ ПОЛЕ» в лонге БОЛЬШОЙ КНИГИ 2025).
Роман «Голое поле», изданный в 2024 году, охватывает события первой четверти XX века, и при этом современен по духу. Внимательный читатель найдёт в нём немало психологических и событийных перекличек с жизнью России наших дней.
Но первое, чем удивил этот роман: его можно просто слушать, как музыку. Это такой роман-симфония.
Текст его интересно раз за разом прокручивать в голове, и он не надоедает. Отдельные эпизоды проступают, как сквозь дымку. Так фиксируется эпизод с разглядыванием персонажем себя в несуществующее зеркало, история увлечения Родиона Тулубьева дочерью доктора Евгенией Вепринцевой (переход от телесного интереса к духовному). Это — в первых главах романа, сюжет на том этапе не особенно вырисовывается — вполне бытовое полотно, но с множеством предметных, событийных, языковых подробностей. Оказывается, это способно втягивать сильнее любых сюжетных поворотов. Впрочем, сгущение предчувствия будущей войны или вполне повседневная загадка таинственных бессистемных краж в лечебнице обозначают и глобальные, и частные линии сюжета. И за развитием жизненных линий десятницкой троицы главных героев или существования населения «смирительного дома» наблюдаешь с негаснущим интересом.
Особенно наполняет роман жизнью речь героев, насыщенная стилистикой той поры, все эти новые для героев слова и понятия начала XX века, вполне естественно отражённые в их разговорах. «Авиатрисса» соседствует с «халтурой», «подземка» с «ар-нуво», «тумблеры» с «психиатричками» и «аномаликами», «фильма» с «конструкторским бюро», «лётная карьера» с «анафилактическим шоком», «мастак» со «сдачей экстерном», «жеребьёвка» с «соучредителем корпорации», «модный буклет» с «проводами на практику». Подмечено, что начало каждого нового века за последние 300—400 лет в России оказывает серьёзное воздействие на язык (бытовой, официальный, литературный, научный), когда возникают новые слова и понятия или уже существовавшие выходят за устойчивые ниши и узкие страты пользования и становятся общеупотребительными и общепонятными, но немногие авторы умеют адекватно и аутентично передавать это в речи героев. Калинкиной удалось. Может быть, именно поэтому возникает особая музыкальность текста.
Автору, дотошному и глубокому, вообще удалось серьёзное проникновение в детали событий более чем вековой давности — идёт ли речь о медицинских нюансах психологии в лечебнице делириков, где начинается действие романа, о тонкостях строительного и архитектурного ремесла, чем занимается троица главных героев… А как мастерски описаны эпизоды, связанные с увлечением одного из персонажей авиацией начала века! Нигде в книге не спотыкаешься на неточностях или приблизительности в описании деталей и быта. А ведь речь идёт об очень давних событиях.
Повествование не просто увлекательно, оно органично и достоверно, — этот роман я бы уверенно поставил в один ряд с книгами не только наших современников Алексея Иванова, Леонида Юзефовича, Евгения Водолазкина, но даже Павла Мельникова-Печерского.
Роман полифоничен и содержательно плотен. Несмотря на вполне понятную скоропись в ряде эпизодов — когда идёт густой поток событий, отдельные моменты и периоды в человеческом восприятии естественным образом смазываются, теряют остроту деталей — персонажи не теряют психологической и поведенческой достоверности. До конца интересен и убедителен поднявший большое дело доктор Вепринцев, колоритен таинственный всезнайка Тюри (его помощник), и печальная история калмыцкой красавицы неизбывной горечью отзывается в моем сердце. Да одна лишь бессмысленная и жестокая забава охоты на щенную лисицу в астраханской степи — как горькое предвестье близких перемен в стране и судьбе людей.
Если бы роман заканчивался на этих страницах — он бы уже состоялся. Но читателю предстоит пережить ещё и вторую часть — времён Первой мировой войны, Октябрьского слома, Гражданской бойни и — Галлиполийского стояния русской армии, эвакуировавшейся из Крыма в 1920 году, до этого романа, кажется, не описанного ни в одном сколько-нибудь значимом литературном произведении. Одна из самых драматичных страниц истории русской эмиграции XX века описана автором с любовным вниманием, и непредвзятый, но заинтересованный читатель с трагической ясностью увидит, что с эвакуацией белой армии Россия потеряла не худших своих сыновей. Автору без пафоса и надрыва (вообще не свойственного этой книге) удалось показать, как из страдания, из бесприютности и тоски Голого поля вырастает — Крест.
Война и бытование человека на пространстве войны — сложный материал, требующий недюжинного таланта. Последние несколько лет новейшей истории России налагают особые условия для его восприятия — фальшь, поверхностность в передаче будут видны с первого прочтения. Калинкиной хватило и таланта, и знания материала, и глубины осмысления, и понимания психологии человека, взятого жизнью на излом. К несомненным удачам романа отнесу и историю легендарной «атаки мертвецов» в Осовце, и железнодорожную эпопею Жени Вепринцевой по российским дорогам времён Гражданской войны на пути в послеврангелевский Крым, пребывание в котором мучительно рифмуется с «Солнцем мёртвых» Ивана Шмелева, и парижские метания героини, пытающейся найти опору в чужой повседневности.
В романе прослеживается ряд незавершённых или не до конца ясных эпизодов. Но так ведь в жизни и бывает: мы нередко не знаем, чем закончилась та или иная история, в которой мы проходили по обочине. Та самая правда настоящей, непридуманной жизни.
И даже неожиданный, нестандартный эпилог романа, выводящий художественное повествование в формат документа, оказался гармоничен и уместен. Чем-то сродни финалу «Прощальной симфонии» Гайдна.
